Страх понемногу отпускал его. Самое худшее было позади — им удалось выбраться из Ленинграда. Там, в городе, властвовала всемогущая тайная полиция — здесь, на передовой, действовали совсем другие законы, и, хотя они были почти непонятны Раухеру, он нутром чувствовал, что тут безопаснее.
Раухер использовал доставшиеся ему четыре часа вынужденного безделья с толком — он отдирал от себя крепко приросшую шкуру Николая Морозова и пытался привыкнуть к новому образу. Вживаться в роль недалекого русского солдатика не хотелось, но он утешал себя тем, что это ненадолго. Уже к утру он сможет окончательно расслабиться и стать самим собой.
Неторопливо текли минуты. Время от времени с левого берега лениво стреляло тяжелое орудие, и пол, на котором скорчился немецкий разведчик, начинал ходить ходуном.
Затаившись в темноте пропахшего рыбой сарая, Раухер медленно превращался в бойца гаубичного батальона Петра Варенцова.
Рольф вернулся за ним в два часа ночи. Луч его фонарика скользнул по дощатой стене сарая и уперся в бесформенную кучу сетей и деревянных обломков, громоздившуюся в дальнем углу.
— Эй, Петр Федотович, — позвал он негромко. — Вылезайте, пора возвращаться на родину.
У полусгнившего причала темнела большая резиновая лодка, в которой сидели Бруно и Хаген. Бруно протянул Раухеру руку и помог спуститься в лодку. На дне лежали завернутые в бумагу металлические штыри.
— Радиомаяки, — объяснил Хаген. — Когда доплывем до середины реки, сбросим их в воду.
— Настоящие? — спросил Раухер. Хаген коротко мотнул головой.
— Металлолом.
— Все прошло на удивление гладко, — Рольф спустился в лодку и оттолкнулся веслом от причала. — Оказывается, где-то ниже по течению уже работает одна русская разведгруппа, так что комполка решил, будто мы присланы им в помощь. Лодку нам выдали без звука.
— Надо будет сразу же сообщить нашим, — озабоченно сказал Раухер.
— Ну, вот вы и сообщите, — усмехнулся Рольф. — А нас ждут дела поважнее.
Они отплыли метров на двадцать от берега и Рольф приложил палец к губам.
— А теперь тихо. Если мы будем орать на всю Неву, русские могут заподозрить неладное.
Капрал разведывательного батальона 20-й моторизованной дивизии Вилли Шнайдер по прозвищу Кузнечик лежал в прибрежных кустах и внимательно изучал противоположный берег Невы. Громоздкий прибор ночного видения, крепившийся к его шлему и известный в профессиональных кругах как "стаканы Холста", придавал ему сходство с огромным насекомым с фасеточными глазами. Прозвище Кузнечик Шнайдер получил именно из-за этого прибора.
В окуляры «стаканов» было видно, как от правого берега Невы отделился темный продолговатый предмет. Скорее всего, малая десантная лодка — складные понтоны НЛП были длиннее почти в два раза. Лодка довольно быстро продвигалась на середину реки.
Вилли удивился. После того, как русские отступили с Невского пятачка в конце апреля, они редко предпринимали попытки вернуться на левый берег. Им было прекрасно известно, что немцы наладили на своем берегу превосходную систему слежения, одним из элементов которой являлся наблюдательный пункт капрала Шнайдера. "Может быть, это отвлекающий маневр?" — подумал Кузнечик.
Впрочем, времени на раздумья не было. Шнайдер змеей скользнул в высокой траве к скрытой за бугорком переносной рации. Нацепил эбонитовые наушники и вызвал дежурного Радиста штаба 20-й дивизии.
— Эй, Гельмут, — сказал он, — Иваны задумали нанести нам визит. Они переправляются на лодке в квадрате Б-4. Пусть наши корректировщики ими займутся.
— Вас понял, — отозвался радист, — только это не Гельмут Ганс. Гельмута режут наши эскулапы в полевом госпитале.
Именно в это время Гельмут Хазе пришел в себя после лошадиной дозы хлороформа, и, скрипя зубами от боли в только что зашитом животе, закричал:
— Кто-нибудь, предупредите радиста о возвращении Зигфрида.
Лодка отдалилась уже на двести метров от берега, когда Рольф скомандовал:
— Железо — в воду, только тихо.
Бруно и Хаген принялись вытаскивать завернутые в бумагу металлические пруты и опускать их в воду. Один из прутов все-таки выскользнул у них из рук и с довольно громким плеском упал за борт.
— Тихо, бараньи головы! — выругался Рольф.
Внезапно с левого берега ударил ослепительный луч прожектора. Он пополз по антрацитовым волнам, неумолимо приближаясь к носу лодки. В следующую секунду ночную тишину распорол оглушительный свист и в пятидесяти метрах от лодки взметнулся огромный фонтан воды.
Взмыленный вестовой ворвался в здание штаба 20-й моторизованной дивизии и, прогрохотав сапогами по коридору, распахнул дверь аппаратной.
— Сержант! — крикнул он Гансу Графу. — Вы получали позывной "Зигфрид возвращается"?
Граф медленно повернулся к вестовому. Глаза у него были красные от недосыпания.
— Да, еще утром. Я доложил о нем старшему офицеру связи.
— Немедленно доложите унтер-офицеру Буффу! — скомандовал вестовой. — Это условный сигнал, о котором вас должен был предупредить Гельмут Хазе.
— Есть доложить Буффу, — пожал плечами Граф и потянулся к рации.
В течение нескольких секунд на лодку, в которой плыли коммандос и Раухер, обрушился настоящий огненный ад.
— Это русские? — крикнул Бруно.
— Нет, — заорал в ответ Рольф. — Стреляют с нашего берега!
Прямо по курсу лодки в воде разорвался гаубичный снаряд.
Шипящая стена воды подкинула лодку на несколько метров и шутя вышвырнула из нее людей.